Сюжет романа в стихах «Евгений Онегин»: фрагментарность сюжета, проблема оконченности – неоконченности романа. Состав текста (Хаев Е.С. Проблема фрагментарности сюжета «Евгения Онегина»; Лотман Ю.М. Своеобразие художественного построения «Евгения Оне
Е. С. Хаев:
Сюжетный прогноз — важнейший ориентир для читателя: он содержит концепцию действия, позволяющую отличать основные мотивы (обладающие высокой сюжетной потенцией) от побочных и вспомогательных. Если прогноз оказывается ошибочным, читатель переоценивает весь известный ему материал в соответствии с новой концепцией (такие «ложные версии» характерны для авантюрного романа). Сюжетные прогнозы в «Онегине» почти никогда не исполняются, но и не отводятся автором, а сплошь и рядом повисают в воздухе.
Типичный «пример такого «повисшего» мотива — «наука страсти нежной», выдвинутая в 1-й главе как центральный момент характеристики героя. Читатель оценит этот мотив как заявку на «чувствительный» сюжет; следующие главы, вводящие героиню — вероятную жертву страшного искусства Онегина— подтверждают этот прогноз. Однако нигде в романе читатель не найдет сюжетных следов «науки страсти». Она не только не становится мотивировкой центральных событий, но и вообще непонятно зачем понадобилась автору. Потенциальная сюжетная энергия мотива не расходуется на движение действия — но и не снимается полностью: несколько раз возникает ситуация, когда кажется, что она вот-вот пойдет в ход (эпизоды флирта с Ольгой, ухаживания за Татьяной-княгиней и, разумеет ся, свидания в саду). По этому принципу строятся все центральные эпизоды романа: заявленная сюжетная потенция не расходуется, но и не опровергается. Бытовая мотивировка путает все сюжетные связи. С одной стороны, в дальнейшем движении романа нет ничего, что вытекало бы из объяснения в саду. Если б его не было, действие в следующих главах не изменилось бы. С другой стороны, бытовая мотивировка не пересекается с теми мотивирующими линиями, которые идут к сцене свидания от трех первых глав, а значит, не отменяет прогноза важности этой сцены. Сюжетная функция ее становится (и остается) неопределенной.
То же — со всей линией Ленского. Она легко прогнозируется: с первого появления «юного поэта» читателю ясно, что он «не жилец». Смерть Ленского — самый поразительный, по отсутствию последствий, эпизод романа. Его кульминационный характер несомненен; однако ни отъезд Онегина, на которого напала «охота к перемене мест», ни замужество Татьяны, ни их новая встреча и новая разлука не мотивированы исходом дуэли.
К началу седьмой (предпоследней!) главы читатель вновь перед сюжетной неопределенностью: может произойти что угодно, последующие события не связаны с предыдущими.
То же с «паломничеством» Татьяны в дом Онегина: ее замечательные открытия не влияют на жизнь героев. То же с путешествием Онегина: его перерождение в 8-й главе не обусловлено двухлетним странствием. Одно из следствий немотивированных переходов от эпизода к эпизоду — устойчивое впечатление, что та или иная сюжетная ситуация возникла в результате событий, -которых, как известно читателю, в романе не было.
Судя по 8-й главе, между Онегиным и Татьяной ранее начинался роман, прерванный несчастливыми обстоятельствами или ошибками героев: «Еще одно нас разлу чило...», «А счастье было так возможно...».
Финальная ситуация представлена как результат некоей «чувствительной» истории, в общих чертах известной по другим романам. Если первые главы романа обещают сюжет, которого не будет, то из последних экстраполируется то, чего не было. То, что интерпретатору «Онегина» приходится, с одной стороны, жертвовать значительной частью сюжетного материала, а с другой — домысливать новые эпизоды и мотивировки, чтобы выстроить цельную событийную цепочку, — обусловлено самой структурой пушкинского романа.
Каждый из виртуальных сюжетов (возьмем для примера сюжет «соблазнения», сюжет «страданий юного Ленского» и сюжет «истории души современного молодого человека») страдает, с точки зрения причинности, двойным пороком.
Во-первых, в каждом недостает не обходимо важных звеньев: любовная история не складывается из-за отсутствия хоть каких-то отношений между героями, истории «героя времени» недостает мотивированных изменений характера, роман о Ленском представлен только своими началом и концом.
Во-вторых, ни одна из возможных сюжетных схем не охватывает (не мотивирует) всего материала романа:—обязательно остаются «лишние» эпизоды, характеристики, персонажи, описания. С точки зрения романа о «герое времени» излишни внимание к Ленскому и семейный портрет Лариных, а также «большая часть сюжетного материала, относящегося к Татьяне (в этом варианте ее роль чисто страдательная — жертва себялюбия и сухости, а значит, избыточны ее сны, гадания, «паломничество», приезд в Москву и пр,).
Отклонения сюжета «Евгения Онегина» от причинной модели, определяющей читательское сюжетное мышление, следующие:
- Сюжет построен так, что читатель не может отличить сюжетно значимые элементы от побочных и вспомогательных.
- Сюжетные прогнозы, как правило, не сбываются, причем в момент, когда это становится ясным, автор не предлагает верной мотивировки взамен отвергнутой; сюжетная потенция «несработавшего» элемента не разряжается.
- Сюжетная потенция композиционно выдвинутых элементов не соответствует их реальному функционированию в сюжете
- К концу романа возникает представление о таком развитии предшествующих событий, которого в романе не было.
- Ни одно из возможных осмыслений сюжета не мотивирует всего сюжетного материала; каждое такое осмысление нуждается в дополнительном материале, которого в романе нет.
Таким образом, под фрагментарностью сюжета «Онегина» понимается не отсутствие традиционного финала («Вы говорите мне: он жив и не женат. Итак, еще роман не кончен...» — 3, 396), а сложенность сюжета из фрагментов нескольких виртуальных сюжетов, ощутимых читателем как «напрашивающиеся».
Проблема единства «Евгения Онегина» существует постольку, поскольку этот механизм (сложенность из фрагментов многих подразумеваемых целых) действует на всех уровнях, ответственных за целостность конструкции романа. Таковы стиль, представляющий собой диалогическое взаимодействие и борьбу элементов равных стилей; жанр (одновременное действие различных жанровых установок и, как следствие, эффект «внежанровости» романа); характеры героев; наконец, композиция. Оборотная сторона фрагментарности романа — многоконтекстность: каждый фрагмент предполагает некое целое, из которого он извлечен. Соотнесение этих подразумеваемых целых (в нашем случае — виртуальных сюжетов) обеспечивает вероятностный характер жанровых, стилевых, сюжетных установок.
|
18.07.2017; 17:00 просмотров: 2226 |