Поэтика романа Г. Филдинга «История Тома Джонса, найденыша» (анализ одной главы).

«История Тома Джонса, найдёныша» Г.Филдинга относится к эпохе английского Просвещения и сентиментализма, но является не совсем типичной для этих творческих методов. Признанным классиком английского сентиментализма являлся Ричардсон, Филдинга же считали всего лишь поверхностным наблюдателем, проводя между писателями такую параллель, связанную с часами: подлинный романист (Ричардсон) знает все тайные пружины механизма, а верхогляд (Филдинг) способен лишь сказать, который сейчас час, глядя на циферблат этих часов (автор сравнения С. Джонс). Большинство критиков сходились на том, что Филдингу не следует изображать в привлекательном виде сомнительных в моральном отношении героев. Однако спустя годы романы Ричардсона были высмеяны и забыты, к творчеству Филдинга же проявляется всё больший интерес.

Несомненно, яркой жанровой особенностью романа является возможность отнести его к « комическим эпопеям» (определение самого Г.Филдинга), высмеивающим пороки и недостатки современного общества, ярко выраженная сатирическая направленность. Кроме того, для поэтики Филдинга характерно игровое начало, концепция игры как неотъемлемой составляющей человеческой жизни, театрализация действия, восприятие мира как драмы или комедии. Отсюда — подчёркнуто условные ситуации в сюжете, гиперболизация, ирония. Юмор в романе чрезвычайно многообразен: это юмор портретной характеристики, карнавально-фантастический, пародийный, авторская самоирония и самопародия, юмористическая стилизация и т.д. В качестве источника комического начала выступает и чужое слово, отсюда так много аллюзивного материала, цитирования и т.д. В произведении Филдинга просматриваются элементы плутовского романа, романа воспитания и серии очерков о жанре романа как таковом.

Проанализируем с этой точки зрения главу II книги 7 «Истории Тома Джонса, найдёныша». Предыдущая, I главапредставляет собой своеобразный пролог к разворачивающимся событиям и проводит прямую параллель между жизнью героев и театральными подмостками. Упоминание исследований Аристотеля, цитирование бессмертного Шекспира не делают этот отрывок чересчур дидактичным: теоретические рассуждения смягчаются авторской самоиронией: «…мы, очевидно, вправе воздавать высокие похвалы тем, кто своими произведениями или игрой умеет так искусно подражать жизни, что созданные ими копии могут, пожалуй, сойти за оригиналы.В действительности, однако, мы не особенно любим хвалить таких людей и обращаемся с ними, как дети с игрушками; с гораздо большим удовольствием мы их освистываем и тузим, чем восхищаемся их искусством». Автор предостерегает читателя от поспешного вынесения приговора героям, ставшим жертвами обстоятельств: «Один дурной поступок в жизни так же мало делает человека подлецом, как и одна дурная роль, сыгранная им на сцене. Страсти, подобно театральным режиссерам, часто поручают людям роли, не спрашивая их согласия и подчас вовсе не считаясь с их способностями. В жизни человек не хуже, чем актер, может осуждать свои поступки; сплошь и рядом случается видеть людей, которым порок так же мало к лицу, как роль Яго - честной физиономии мистера Вильяма Милса.Таким образом, человек беспристрастный и вдумчивый никогда не торопится произнести свой приговор. Он может осуждать недостаток и даже порок, не обрушиваясь с гневом на виновного».

Глава II посвящена изгнанию Тома Джонса из дома Олверти и начинается с письма Блайфила, передающего Тому волю своего дяди. Комичность ситуации заключается в том, что Блайфил прекрасно понимает ложность обличительного пафоса своего послания: он сам оклеветал Тома, выставил его в дурном свете в глазах Олверти и осуждает за те поступки и качества, которые сам же Тому и приписал. В глазах читателя осуждения заслуживает скорее Блайфил, чем Том, радовавшийся не болезни Олверти и его предполагаемой скорой кончине, а как раз известию о том, что его благодетелю стало намного лучше. Таким образом, автор использует приём саморазоблачения героя, настолько фальшивым и лживым является послание Блайфила. Издевательски звучат заключительные слова письма: «В заключение не могу не преподать вам, как христианин, совета серьезно подумать о перемене вашего образа жизни. О ниспослании же вам свыше помощи для исправления всегда будет молиться». Читатель прекрасно знает, что Блайфил в данной ситуации поступил отнюдь не по-христиански. Роль злодея он предназначил Тому, хотя в действительности является злодеем сам.

В пользу главного героя говорит и то, что по прочтении письма его охватили самые противоположные чувства, волю же он дал только наиболее мягким из них. Последующий монолог главного героя также не лишен театральности и драматичности, что делает акцент на игровых мотивах в романе. Герой как бы примеряет на себя роль несправедливо оклеветанного страдальца, произнося ожидаемые читателем слова: «Хорошо, я дам мистеру Олверти единственное доказательство моего повиновения, которого он требует: я отправлюсь в путь сию же минуту… Но куда? Не знаю. Пусть указывает Фортуна. Раз ни одна душа не обеспокоена участью обездоленного юноши, то и мне все равно, что со мной будет. Неужто мне одному заботиться о том, чего никто другой…». Несмотря на сочувствие герою, читатель ощущает условность этих переживаний, их нарочитую театральность. Драматические паузы, риторические вопросы и восклицания снижают трагизм монолога и напоминают читателю, что и Том изначально далеко не идеален. Они с Блайфилом в чём-то стоят друг друга: каждый не особенно твёрд на пути добродетели.

С лёгкой иронией пишет Филдинг о новом этапе жизни Тома Джонса: игра игрой, а проблемы перед ним встают нешуточные. И тем не менее, Том лишь один из многих, к кому судьба бывала несправедлива, и Филдинг не случайно опять вводит в текст литературные аллюзии, упоминая Мильтона и его героя: «И вот, приняв решение покинуть родные места, Джонс стал обсуждать, куда ему отправиться. Весь мир, по выражению Мильтона, расстилался перед ним; и Джонсу, как Адаму, не к кому было обратиться за утешением или помощью». Герой сталкивается с реальными проблемами. Воспитанный своим покровителем, он мало задумывался над такими важными вещами: «Какой образ жизни избрать и чем заняться - было второй заботой юноши; тут открылась перед ним самая безрадостная перспектива. Каждая профессия и каждое ремесло требовали долгой подготовки и, что еще хуже, денег, ибо мир так устроен, что аксиома "из ничего не бывает ничего" одинаково справедлива и в физике, и в общественной жизни, и человек без денег лишен всякой возможности приобрести их». Легкомыслие героя показывает нам, насколько он ещё незрел и несамостоятелен, сколько ошибок ему предстоит совершить. Он мил и добр, но умом и последовательной убеждённой добродетельностью не отличается, мир представляется ему забавной и увлекательной игрой, и несмотря на горькие слёзы и видимое отчаяние героя, выбор он совершает весьма легкомысленный: «Оставался Океан - гостеприимный друг обездоленных, он открывал свои широкие объятия; и Джонс тотчас же решил принять его радушное приглашение, выражаясь менее образно, он задумал сделаться моряком».

Использованная автором метафора и последующее снижение пафоса высказывания с помощью авторской самоиронии («выражаясь мене образно…») являются типичными для поэтики Филдинга и позволяют автору избежать излишнего морализаторства и нарочитой серьёзности. Этой же цели служит и название следующей,IIIглавы, в которой, пот ироничному высказыванию Филдинга, будут вестись «разные разговоры».

Таким образом, анализ I –й главы7-й части романа убеждает в том, что произведение Филдинга действительно является «комической эпопеей», в лёгкой и непринуждённой театрально-игровой форме разоблачающей пороки современного общества.