Южные поэмы А.С. Пушкина: канон байронической поэмы и его трансформация в южных поэмах Пушкина. (Ю.В. Манн «Динамика русского романтизма»; Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин).

Манн: (типа проанализируем) С одной стороны, структура конфликта, или коллизии (эти понятия мы употребляем как синонимические); с другой - художественное повествование, особенности жанра и т.д.

Разумеется, обе стороны тесно связаны; глубоко понять природу романтического конфликта можно, лишь приняв во внимание и то, как он выражается с повествовательной и жанровой стороны. Но всего сразу не скажешь. Перейти к жанру и повествованию мы сможем лишь после того, как опишем основные компоненты романтического конфликта, пути его видоизменения.

В русской романтической поэме второй половины 1820-х - начала 1830-х годов (раньше и полнее, чем в любом другом жанровом направлении русского романтизма) сложилась более или менее устойчивая структура конфликта. Это произошло под влиянием южных поэм Пушкина, после их появления. Не забудем, <…> что стремительный взлет массовой романтической поэмы имел место тогда, когда для Пушкина это был уже вчерашний день. Центральный персонаж отличают от других не какие-либо моральные качества, данные статично, не сила, не храбрость, не мужество сами по себе, но некая эволюция, способность пережить отмеченный выше процесс отчуждения. Основу для образования такого конфликта составили, повторяем, южные поэмы Пушкина. Однако это была такая широкая основа, что ее богатое содержание лишь в известной мере могло быть усвоено и развито последующей русской романтической поэмой.

Жирмунский (Байрон и Пушкин): В поэмах Пушкина — те же формы композиционной обработки сюжета.

Начало поэмы сразу переносит нас в середину действия, в момент драматического подъема: 1) появление черкеса с пленным русским; 2) появление Вадима со стариком в челноке; 3) Гирей, полюбивший Марию, сидит в задумчивости, окруженный толпою слуг; 4) Земфира приводит юношу к своему отцу.

Поэт внезапным зачином вводит нас в конкретную, законченную драматическую ситуацию, относящуюся к середине повествования; в первых трех примерах мы имеем эффектную драматическую картину или сцену. Предшествующие события рассказываются уже в дальнейшем. В «Кавказском пленнике» это биографическая реминисценция автора, построенная с точки зрения героя: «В Россию дальний путь ведет»… и т.д. В композиционном отношении она вполне соответствует биографическим отступлениям «Корсара» и «Лары» — это рассказ о том, как попал герой в ту обстановку, в которой мы застаем его в начале действия.

Сходным является также содержание биографического отрывка — история разочарования героя, в общей форме, без фактических подробностей («Людей и свет изведал он…»). Такая же биографическая реминисценция следует в отрывке «Вадима» за первым появлением героя: «Видал он дальние страны, По суше, по морю носился…» и т.д. Точно так же в «Цыганах»: «Подобно птичке беззаботной, И он, изгнанник перелетной, Гнезда надежного не знал»… В «Бахчисарайском фонтане» факты, предшествующие началу повествования, сообщаются, с одной стороны, в драматической форме — монолог Заремы, заключающий лирически окрашенное повествованно о ее прошлом («Родилась я не здесь, далеко…»), с другой стороны, — как обычная биографическая реминисценция поэта о прошлом Марии («Недавно юная Мария Узнала небеса чужие…»). В остальном поэмы Пушкина тоже распадаются на обособленные драматические вершины, хотя не всегда очерченные так резко, как у Байрона.

В «Кавказском пленнике» выделяются следующие самостоятельные вершины:

1. черкес приводит в аул пленного русского («И вдруг пред ними на коне Черкес. Он быстро на аркане Младого пленника влачил…»);
2. первое посещение черкешенки («Уж меркнет солнце за горами… Но кто, в сиянии луны, Среди глубокой тишины Идет, украдкою ступая?..»);
3. сцена любовного признания («Ты их узнала, дева гор…» и т.д.);
4. последнее свидание и побег («Тогда кого-то слышно стало,Мелькнуло девы покрывало…» и т.д.).

Но характерно, что у Пушкина большое развитие получает связующее эти сцены эпическое повествование, которое у Байрона почти отсутствует.

Например: «За днями дни прошли, как тень. В горах, окованный, у стада проводит пленник каждый день…»;

или: «Казалось, пленник безнадежный к унылой жизни привыкал…»;

или еще: «Но европейца все вниманье народ сей чудный привлекал…»; паконец: «Унылый пленник с этих пор Один окрест аула бродит…».

Это появление эпического рассказа резко отличает Пушкина от Байрона и намечает тот путь, на который окончательно вступает поэзия Пушкина в широких повествовательных формах «Полтавы», «Онегина» и прозаических романов. Благодаря присутствию рассказа драматические вершины действия становятся, конечно, менее обособленными.

Наконец, в «Цыганах» последовательно проведенная форма драматической композиции позволяет поэту разбить повествование на несколько отдельных сцен; каждая сцена служит симптомом для известной ступени развития действия. Вершины сюжета ясно обособлены:

1. Алеко приходит к цыганам и остается жить с Земфирой и стариком.
2. Алеко узнает об изменившемся чувстве Земфиры.
3. Алеко убивает Земфиру.
4. Цыганы покидают Алеко.

Постепенное, эпически последовательное развитие происшествий поэта не интересует. Но характерно присутствие рассказа, повествовательного отрывка, несмотря на господство драматической композиции: «Прошло два лета. Так же бродят цыгапы мирною толпой…» и т.д. В большинстве указанных драматических сцен, конечно, преобладает настоящее время как прием драматизации соответствующих моментов рассказа (например, в обоих посещениях черкешенки, в ночной сцене между Заремой и Марией и т.п.).